Ты взвешен на весах...
Авт.сб. "Наш комбат". М., "Правда", 1989.
OCR & spellcheck by HarryFan, 6 December 2001
Хоронили художника Малинина. Было людно, что удивило Щербакова. Гроб стоял в зале,
там происходило движение, приносили цветы, венки, при этом у самого гроба возникала
толкотня, все старались разглядеть покойного. Разглядывали с любопытством почти
неприличным, даже недоверием. И сам Щербаков испытывал примерно то же, поскольку
давно не числил Малинина в живых. О Малинине каким-то образом позабыли, и, оказывается,
прочно, поэтому то, что он умер только сейчас, воспринималось с недоумением.
В дальнем углу играло трио. Между зеркал, завешанных холстами, висел в траурной раме
фотопортрет Малинина с орденами и лауреатскими значками. Сами они, поблескивал, лежали
тут же на красных подушечках, Малинин же лежал отдельно, повыше, среди цветов и венков.
Приехало начальство, похороны сразу обрели значительность, и уже не было места
недавнему смущению.
Когда Щербаков встал в почетный караул, он увидел Малинина рядом, но не узнал его.
Задрав седую бороденку, которой на портрете не было, сухонький старичок с каменно-
ожесточенным смуглым лицом жмурился не то от сильного света, не то от любопытных
взглядов, в последний раз устремленных на него. Совсем Малинин не был похож на того
величаво-благодушного мэтра, которого Щербаков помнил по институту, привыкшего к
вниманию, уверенного в своей безошибочной руке. Тот Малинин был насмешлив, весел,
окружен сиянием успеха. Таким он и возникал в речах, что произносились над ним одна за
другой. Ораторы смотрели то на покойника, то на бумажки, как бы не доверяя своим глазам.
Перечисляли награды, должности, названия некогда нашумевших выставок и картин. Из всего
этого количества следовало, что Малинин заслужил славу большого художника, выдающегося,
замечательного.
Некоторые его картины действительно помнились Щербакову до сих пор со всеми
деталями; вспомнил он и то, как Малинин приглашал его зайти к себе в мастерскую, а
Щербаков постеснялся, не пришел; жил рядом, выходит, с таким художником, может быть,
классиком - и не понимал. Выступила женщина из Министерства культуры. Говорила она без
бумажки, проникновенно, о жизни, наполненной служением искусству, и Щербаков впервые
взгрустнул. Но на словах "сколько красоты мог еще дать людям его талант" голос ее прервался,
и тогда Щербаков вспомнил, что этот прерывистый вздох вместе с этими словами он услыхал
от нее же на похоронах режиссера их театра.