В искусстве тот, кто не напоминает о себе, быстро перестает существовать. Считалось, что
Малинин есть, он подразумевался, где-то он пребывал, но как бы невещественно, как
воспоминание, все более слабое... Щербаков спрашивал одного за другим, и обнаружилось,
что в последние годы Малинина вообще не видели, ничего не знали о нем. Всем стало как-то
неловко. В этот момент, случайно взглянув на Челюкина, Щербаков поразился напряженной
его позе: Челюкин втянул голову в плечи, застыл, словно затаился.
- Вы-то видались с Малининым? - спросил Щербаков.
Челюкин, вздрогнув, посмотрел на него долго, нерешительно, и не ответил.
- Большой художник нуждается в молчании, в паузе, - заговорил Фалеев. - Возьмите
Гогена, Александра Бенуа, Боттичелли, да мало ли. Надо накопить. Молчание - это очищение,
катарсис. Малинин вынашивал новый взлет.
Речь его звучала внушительно, успокоенно, и все охотно согласились с ним, довольные,
что можно перейти к другим темам, и разговор рассыпался.
Один Щербаков был раздосадован. Вмешательство Фалеева все испортило.
Самоуверенный говорун, который тем не менее умел подавлять людей категоричностью,
многозначительными намеками, как бы внушая, что за его словами есть еще что-то, чьи-то
суждения, а может, и сведения. Щербаков покосился на Челюкина. Тот тихо спросил:
- Это кто?
- Профессор Фалеев.
- Слыхал.
- Что же вы слыхали?
- Известный искусствовед.
Фалеев сидел наискосок от них и ел чавычу. Сочные губы его были того же густо-красного
цвета, что и чавыча, и это было противно Щербакову. Над губами шевелились обвислые
черные усы. Фалеев отрастил их недавно, чтобы походить на казака, поскольку с некоторых
пор любил упоминать о своем казацком происхождении.
Щербаков не верил ему, может, потому, что Малинин терпеть не мог Фалеева и не стал бы
с ним делиться... "Катарсис", "очищение", - и слова эти, и фалеевская манера произносить их -
все было сейчас неприятно Щербакову, и оттого, что Щербаков не мог показать Фалееву этого,
потому что боялся его, как и все остальные, от этого он злился еще сильнее.
Сам Малинин, хотя сторонился Фалеева, ссориться с ним избегал. В статьях Фалеева, даже
хвалебных, угнетали конструкции, которые он находил в картинах, от его разбора они гибли.
Малинин называл его "искусстводав". И то, что Фалеев сейчас присутствовал здесь и
