спросить, он начал сам, лунатически, каким-то растерянным голосом: "А вы знаете..." Другой
бы подождал, пришел в себя; спросили бы - ответил; всегда выгоднее отвечать на вопросы,
чем навязываться со своим рассказом. Но в ту пору Щербаков еще был доверчив и не понимал
выгоды. Терпения ему не хватало.
Слушали его с любопытством. Про то, как Малинин уехал, провел последние годы на
Урале, в городке, где Челюкин заведовал художественной школой. Там Малинин уединился,
стал работать, ничем не позволяя себе пользоваться от прошлого, даже внешность изменил.
Челюкин устроил его работы на областную выставку. Разразился скандал. Впрочем, Малинина
это мало огорчало, он был занят своими поисками. К сожалению, Щербаков не сумел
объяснить, в чем состояли эти поиски. И что за городок на Урале - не упомнил, как-то
прослушал и то, под каким псевдонимом работал Малинин, все это в разговоре с Челюкиным
представлялось не важным, теперь же вызывало законные вопросы. Щербаков отмахивался от
них, и рассказ терял убедительность. Кто-то засмеялся - может, он разыгрывает их? Алла
уговаривала его выпить крепкого чаю. Он почувствовал, что ему не верят, и сбился. Он не
понимал, для чего им нужны адреса, фамилии, все это только мешало, разве это важно,
подробности можно выяснить у того же Челюкина. Отправились за Челюкиным, но найти его
не могли.
После чая Щербакова развезло. Он вытирал губы от набегавшей слюны и говорил все
громче:
- Проститься с миром! Без сожаления! Понимаете? Раз Челюкин признал себя
ничтожеством, я ему верю. Тогда ответьте, где же пребывал Малинин последние годы, а?
Опровержение имеется? То-то!
Тут Фалеев, кисло кривясь, заметил - мало ли что наплетут безответственные типы вроде
Челюкина. Следует критически относиться к такого рода измышлениям. Многие теперь будут
клеиться к имени Малинина, не постесняются. Ишь ты, какую криминальную историю
расписал. Ну да она рассчитана на легковерных, на тех, кто плохо знал Малинина, его
жизнелюбство... Говорил он тоном посвященного, но без насмешки, даже как бы выручая
Щербакова, пробуя все закруглить в анекдот, а как анекдот, преподнесенный Щербаковым,
такая версия допустима и может служить предметом веселых обсуждений. От Щербакова
требовалось вздохнуть, посмеяться. Он же повел себя бестактно, заспорил с Фалеевым,
доказывая, что все так и было, хотя никаких доказательств не приводил. Размахивая руками,
разбил фужер, и тогда Фалеев постучал пальцем по столу и сказал строго, что имя Малинина
отныне принадлежит истории нашего искусства и трепать его никому не будет позволено.
Алла тащила Щербакова прочь от Фалеева.
- Не принимайте его всерьез, - уверяла она, - поддали они там.